История одного города (Салтыков-Щедрин)/Фантастический путешественник
Очень краткое содержание[ред.]
Город Глупов, Российская империя, XVIII век. Градоначальник Фердыщенко решил совершить путешествие по городскому выгону.
Это намерение казалось странным, так как на выгоне не было ничего примечательного, кроме навозных куч. Фердыщенко копировал своего покровителя князя Потёмкина, который любил разъезды и почести. Бригадир приказал глуповцам встречать его с поздравлениями и дарами в разных углах выгона.
Путешествие началось в Николин день. В первом углу выгона глуповцы встретили градоначальника с тазами и бубнами, поднесли дары. Фердыщенко осмотрел местность, нашёл только навозную кучу и предложил построить там город. Время тянулось медленно, бригадир напился, стрелял из игрушечной пушки горохом и заснул пьяным.
На следующий день путешественники встретили пастуха, допрашивали его с пристрастием и даже стреляли в него из пушки. В третий день в середине выгона Фердыщенко устроили торжественную встречу с обильным угощением. Бригадир выпил перед закуской, потом ещё во время обеда и начал говорить, что ему нужно бежать. После обильной еды ему стало плохо.
Видно было, как вздрогнула на лице его какая-то административная жилка, дрожала-дрожала и вдруг замерла… Глуповцы в смятении и испуге повскакали с своих мест. Кончилось… Кончилось достославное градоначальство...
Фердыщенко умер от обжорства. Глуповцы испугались, что их обвинят в преднамеренном окормлении градоначальника. К счастью, через неделю прибыл новый градоначальник Василиск Семёнович Бородавкин, с которого начался золотой век Глупова.
Подробный пересказ[ред.]
Деление пересказа на главы — условное.
Решение бригадира Фердыщенко путешествовать по городскому выгону[ред.]
Едва глуповцы успели оправиться от прежних бедствий, как лёгкомыслие бригадира чуть не навлекло на них новую беду. Фердыщенко вздумал путешествовать по городскому выгону, который находился в его заведовании. Это намерение было крайне странным, ибо выгон не заключал в себе никаких сокровищ ни на поверхности земли, ни в недрах её.
"Куда и с какою целью тут путешествовать?" Все благоразумные люди задавали себе этот вопрос... Даже бригадирова экономка — и та пришла в большое смущение, когда Фердыщенко объявил ей о своём намерении.
План путешествия и выезд в Николин день[ред.]
Бригадир был непоколебим. Он вообразил себе, что травы сделаются зеленее и цветы расцветут ярче, как только он выедет на выгон.
"Утучнятся поля... процветёт скотоводство, объявятся пути сообщения", — бормотал он... "Прост он был, — поясняет летописец, — так прост, что даже после стольких бедствий простоты своей не оставил".
Очевидно, он копировал своего патрона и благодетеля, который тоже был охотник до разъездов и любил, чтоб его везде чествовали. План был начертан обширный: сначала направиться в один угол выгона, затем, перерезав его площадь поперёк, нагрянуть в другой конец, потом очутиться в середине, а затем уже куда глаза глядят. Везде принимать поздравления и дары.
Первая остановка: осмотр правого угла выгона[ред.]
"Вы смотрите! — говорил он обывателям, — как только меня завидите, так сейчас в тазы бейте, а потом зачинайте поздравлять, как будто я и невесть откуда приехал!"
Выехал он в самый Николин день, сейчас после ранних обеден, и дома сказал, что будет не скоро. С ним был денщик Василий Черноступ да два инвалидных солдата.
Шагом направился этот поезд в правый угол выгона, но так как расстояние было близкое, то через полчаса поспели. Ожидавшие тут глуповцы, в числе четырёх человек, ударили в тазы, а один потрясал бубном. Потом начали подносить дары: подали тешку осетровую солёную, да севрюжку провесную среднюю, да кусок ветчины. Вышел бригадир из брички и стал спорить, что даров мало, да и дары те не настоящие, а лежалые. Тогда вынули глуповцы ещё по полтиннику, и бригадир успокоился.
Стали ходить взад и вперёд по выгону, но ничего достопримечательного не нашли, кроме одной навозной кучи. Бригадир молвил, что хорошо бы здесь город поставить и назвать его Домнославом, в честь той стрельчихи, которую глуповцы занапрасно в то время обеспокоили. Потом он спросил, как в недрах земли.
Второй день: встреча с пастухом и допрос[ред.]
Видит бригадир, что времени остаётся много, и начал тужить и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы начальниково сердце возвеселить. Переглянулись между собой старики, помялись на месте и вынули ещё по полтиннику. Выступил тут вперёд один из граждан и сказал, что припасена у него за пазухой деревянного дела пушечка малая на колёсцах и гороху сушёного запасец небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять.
Наконец сели обедать, но так как со времени стрельчихи Домашки бригадир стал запивать, то и тут напился до безобразия. Стал говорить неподобные речи и, указывая на деревянного дела пушечку, угрожал всех своих амфитрионов перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, который хотя тоже был пьян, но не гораздо. Время между тем продолжало тянуться с безнадёжною вялостью.
Торжественная встреча в середине выгона[ред.]
На другой день поехали наперерез и, по счастью, встретили по дороге пастуха. Стали его спрашивать, кто он таков и зачем по пустым местам шатается, и нет ли в том шатании умысла. Пастух сначала оробел, но потом во всём повинился. Тогда его обыскали и нашли хлеба ломоть небольшой да лоскуток от онуч. Но пастух на все вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов, взять его с собою.
На третий день, отпустив пастуха, отправились в середку, но тут ожидало бригадира уже настоящее торжество. Слава о его путешествиях росла не по дням, а по часам, и так как день был праздничный, то глуповцы решились ознаменовать его чем-нибудь особенным. Одевшись в лучшие одежды, они выстроились в каре и ожидали своего начальника. Стучали в тазы, потрясали бубнами, и даже играла одна скрипка. В стороне дымились котлы, в которых варилось и жарилось такое количество поросят, гусей и прочей живности, что даже попам стало завидно.
Смерть бригадира от обжорства[ред.]
В первый раз бригадир понял, что любовь народная есть сила, заключающая в себе нечто съедобное. Он вышел из брички и прослезился. Плакали тут все. В полдень поставили столы и стали обедать; но бригадир был так неосторожен, что ещё перед закуской пропустил три чарки очищенной. Глаза его вдруг сделались неподвижными и стали смотреть в одно место. Затем, съевши первую перемену, он опять выпил два стакана и начал говорить, что ему нужно бежать. После второй перемены ему сделалось дурно; однако он превозмог себя и съел ещё гуся с капустою. После этого ему перекосило рот. Видно было, как вздрогнула на лице его какая-то административная жилка, дрожала-дрожала и вдруг замерла.
Прибытие нового градоначальника Бородавкина[ред.]
Кончилось достославное градоначальство, омрачившееся в последние годы двукратным вразумлением глуповцев. На некоторое время глуповцы погрузились в ожидание. Они боялись, чтоб их не завинили в преднамеренном окормлении бригадира. К счастью, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил забыть всех старых градоначальников, в том числе и Фердыщенку.
Это был Василиск Семёнович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.