Бренный мир (Елубай)
Очень краткое содержание[ред.]
Казахский аул, предположительно 1980-е годы. Семидесятилетняя Хансулу, вдова репрессированного мужа Шеге, жила с предчувствием близкой смерти. Однажды летним днём она поднялась на холм искать пропавшего телёнка и потеряла сознание. Ей привиделся туннель с ярким светом — душа словно стремилась покинуть тело. Хансулу очнулась ночью; её нашли дети — сын Тугелбек и дочь Умит.
Незадолго до этого в аул пешком пришёл Тугелбек. Он рассказал, что развёлся с женой, которая ему изменила, потерял работу директора и партбилет. Тугелбек запил и целыми днями лежал дома, требуя водку. Хансулу было невыносимо видеть, как её единственная опора, наследник имени Шеге, сломлен.
Умит заботилась о больной матери: истопила баню, вымыла её, переодела в чистое. На похороны приехал племянник Хансулу — писатель Едыге.
Той же ночью Хансулу умерла. Аульчане собрались, соорудили юрту во дворе, зарезали овцу. В полдень тело предали земле. На кладбище Едыге увидел мазанку, в которой повесился зять Хансулу — муж Умит.
Приехала жена Едыге — Маусымжан. Между супругами были натянутые отношения: она упрекала его в долгах и бедности. Едыге вспоминал молодую возлюбленную Назыкен, которая забеременела от него и сделала аборт.
После похорон Едыге ушёл в степь. Поднялась песчаная буря.
Едыге бежал трусцой... Едыге удалялся всё дальше в неизвестность... Вот так убежит он от этого времени, от общества, от адского существования. Да, Едыге, конечно, спасётся бегством.
Обессиленный, он добрёл до мазанки возле кладбища. Едыге вошёл внутрь, лёг на пол и уснул. Внезапно его охватило пламя, мир свернулся — и Едыге умер.
Подробный пересказ по главам[ред.]
Названия глав — условные.
Глава 1. Предчувствие Хансулу. Приступ на холме[ред.]
Хансулу жила с ощущением, что рано или поздно произойдёт то, о чём временами говорило предчувствие. Однако она не думала, что это случится именно в это лето. Однажды в послеполуденное время она поднялась на песчаный бугор на окраине аула, чтобы найти пропавшего телёнка. Июльское солнце клонилось к закату, но ещё не ослабило свой жар. Внезапно просторы поплыли перед затуманенными глазами Хансулу, и она обессиленно опустилась на песок.
Перед глазами вспыхнуло зарево, длинное пламя пожаром охватило её. Сильно ударило в грудь, затем бросило в гущу огня и понесло, закрутило в бушующих клубах. Она почувствовала себя язычком необычайно лёгкого света, стремглав летела внутри протяжённого туннеля. В конце длинной пещеры показалось далёкое белое пятно. Крохотным пульсирующим комком света стремилась вперёд, желая достичь заветной цели.
Душа сбросила с себя тяжесть земных забот и беспокойств, пушинкой неслась в потоке... Океан света, свободного, чистого божественного духа, придавал ей силы, наполняя немыслимым блаженством.
Вдруг полёт прервался. Хансулу пришла в себя от боли, чугунной тяжестью сдавившей голову. Вверху роилось звёздами бездонное небо. Она не могла понять, что случилось с ней, почему кругом ночь и почему она лежит на песке. Вдруг услышала откуда-то снизу приглушённый зов — это была Умит, её дочь. Рядом появились сын и дочь, они подняли её, полубесчувственную, и довели до дома.
Глава 2. Ночные размышления Хансулу о прошлом[ред.]
Под утро в доме появился врач, вызванный из райцентра. Он долго прислушивался к пульсу, измерил давление, сделал укол. Врач требовал положить её в больницу, но Хансулу покачала головой — помирать, так дома. С прошлого года Хансулу начали беспокоить приступы головной боли от повышённого давления. К этому недугу она привыкла, напоминая себе, что старый враг лучше вновь обретённого друга.
Хансулу пыталась собраться с мыслями. Почему же она не рухнула тремя неделями раньше? Всего три недели назад жизнь Хансулу шла ни шатко ни валко на виду всего народа. К смерти в ту пору она вполне была готова. Там, за гранью бытия, её ждёт Шеге, супруг, Богом данный, половинка её души. Когда в 1943 году он был арестован в третий раз, Тугелбеку было тринадцать лет, Умит — восемь.
Глава 3. Едыге и Тугелбек. Разговор на холме[ред.]
Но тут случилось нечто странное. Стоял июльский вечер, раскалённое солнце клонилось к закату. Хансулу прохаживалась по двору в ожидании коровы. От шоссе Алматы-Караганда в сторону аула через пустырь шёл человек с чемоданом в руке. Путник направлялся к жилищу Хансулу. Она всмотрелась пристальней: это же Тугелбек! Однако почему он пешком? Он всегда приезжал на вместительной «Волге». На сердце защемило от недобрых предчувствий.
Тугелбеку недавно перевалило за пятьдесят, и с этой датой у него обозначился круглый живот. Войдя во двор, широко улыбнулся, сверкнув золотыми зубами. Обнимая и целуя сына, Хансулу почувствовала запах спиртного. Когда собрались за дастарханом, Тугелбек поведал сестре и матери о случившемся. Он деловито налил стакан, махом опрокинул в глотку содержимое и без комментариев объявил: «Развелись мы. Распрощался я и с работой, и с партией».
Глава 4. Видения Хансулу о кочевом ауле[ред.]
Тугелбек безвылазно залёг в гостиной комнате, не выходил из дому семь дней. Он измучил мать и сестру единственной просьбой: достать водку. Они решили не давать ему водки. Однако на поведение Тугелбека это не повлияло. Он ухитрялся где-то выпить и после ночных скитаний возвращался домой очень даже навеселе. Выяснили, что Тугелбек бывает на арбузной плантации, где вместе с другими бедолагами батрачит на корейца, а потом принимает на душу порцию горячительного.
Лежит в затемнённой комнате обездвиженная Хансулу и молча заливается горючими слезами. До этого Хансулу чувствовала, что неотвратимо стареет, теряя силы с каждым днём. Нет-нет, а и возносила молитвы Богу. За то, что на свете есть первенец её, Тугелбек, сын, носитель имени Шеге. И вот теперь эта единственная опора как будто надломилась.
Неужели шанырак Шеге, который она годы и годы свято берегла... прошла все испытания, голод, войну, сталинские репрессии... А теперь вот в мирное время всё-таки рухнул? О, Творец!
Глава 5. Смерть Хансулу. Едыге получает известие[ред.]
Умит знала, как любит мать чистоту, поэтому жарко истопила баню, вымыла Хансулу. Переодела её в белое платье из хлопка. Расчесала волосы, подстригла ногти. Затем она тщательно вымыла прохладной водой дощатый пол, постелила матрац, положила сверху корпешки, затем уложила лёгкую, как пёрышко, мать. Чтобы комната продувалась свежим воздухом, раскрыла створки обоих окон.
Была поздняя ночь. Прижавшись друг к другу, Едыге и Тугелбек беседовали под пологом ночи на окраине аула на вершине холма. Тугелбек поведал другу о случившемся. Оказалось, что его жена Аида изменила ему с начальником Тастаном Арыновичем. Тугелбек случайно подслушал их телефонный разговор в аэропорту, затем поехал на Капчагай и увидел их вместе на берегу. После этого он подал заявление на развод.
Глава 6. Тугелбек рассказывает об измене Аиды[ред.]
В один прекрасный день, когда он сидел у себя в кабинете, вошли два бойких джигита из ОБХС. Проверяя финансы конторы, перевернули всё. В итоге он оказался преступником, нажившимся на продаже дефицитных запчастей. Дело должно было пойти в суд. Одновременно его дело рассмотрели в районной парткомиссии. Пришлось сдать партбилет. На следующий день начальник подписал приказ о его увольнении. Прохиндеи вновь навестили его. Он понял их намёк и сунул каждому в лапу по тысяче рублей. Они тотчас закрыли дело.
Под утро Умит заглянула в комнату и обнаружила, что мать лежит ничком, тело её наполовину свесилось с постели на текемет. Едыге подбежал к Хансулу, взял за руку. Рука была холодная и безжизненная. Едыге и плачущая Умит уложили покойную на постель, расправили руки вдоль тела, лицо закрыли белым платком. Затем убрали сырмаки и текеметы с пола передней комнаты, обернули Хансулу белой тканью и занесли её в подготовленное помещение.
Спустя некоторое время во дворе начали собираться аульчане. Их возглавлял Козбагар. Приковыляли, опираясь на палки, сгорбленные старухи и согбенные старики. Парни выволокли из загона овечку, увели на задний двор. Молодые женщины принесли кереге и уыки и начали сооружать юрту во дворе. Мальчишки принялись рубить дрова под навесом возле казандыка. Старики решили похоронить Хансулу в полдень.
Глава 7. Похороны Хансулу. Размышления Едыге[ред.]
Прошло немного времени, и тело Хансулу было предано земле. Народ дружно кидал глину. Очень скоро свежий могильный холмик вырос на краю кладбища. Перед глазами Едыге вновь прошла жизнь Хансулу. Этот небольшой жёлтый холмик похож на точку, поставленную в конце истории, растянувшейся на семь десятков лет. Аульный мулла Жакия, накинув на покатые плечи чапан, сутуло присев на подстилку, витиеватым голосом пропел суру из Корана.
Человеку не написана на роду вечная жизнь... Если бы Всевышний... дал им вечную жизнь... Вы сразу поняли бы, что вечная жизнь на Земле ни что иное, как суровейшее наказание человеку.
Едыге, расправляя затёкшие ноги, посмотрел по сторонам. Его внимание привлекло кургузое строение, темневшее в метрах пятидесяти от кладбища. Это была та самая мазанка, внутри которой повесился зять Хансулу — Токтасын. Едыге подошёл к небольшому, как бы угрюмо нахохлившемуся строению. Открыл дверь и заглянул в помещение. Посмотрел вверх, и в глаза бросилось бревно, проходящее под кровлей во всю её длину, с середины которого свешивался обрывок тонкой проволоки.
Глава 8. Назыкен сообщает о беременности[ред.]
После обеда народ стал расходиться. В толпе Едыге увидел и Маусымжан, приехавшую из Алматы. В доме остались только друзья и родственники покойной. Едыге, стараясь быть незамеченным, вышел во двор. Он хотел переговорить с Маусымжан с глазу на глаз. Жена напомнила ему, что многие ищут его, чтобы вернуть долги. Едыге резко повернулся и пошёл прочь. Огнём полыхнувший взгляд жены жёг спину.
Едыге вспомнил историю с Назыкен. Майским вечером в номере гостиницы «Алма-Ата» он готовился к вылету в Москву, чтобы дальше лететь за рубеж. Раздался телефонный звонок, трубку подняла Маусымжан. Звонила из Шевченко Назыкен. Едыге встретил в аэропорту Назыкен, прилетевшую из Мангыстау. Встретив в аэропорту Назыкен, на обратной дороге заехал в магазин, накупил продуктов, и затем, не останавливаясь, по кольцевому тракту помчался к горам.
Глава 9. История знакомства с Назыкен[ред.]
В тот вечер Назыкен неожиданно проговорила застенчиво: «Агай, знаете ли, я... Я...» Девушка, лежавшая на кровати, кусая губы, отвела в сторону глаза, смотрела на стену. Назыкен по-русски сообщила ему, что забеременела. Весть ошеломила его, словно на него вылили ушат холодной воды. Лицо вспыхнуло пламенем. Он целовал большие, как у верблюжонка, испуганные глаза, ласкал её. Он умело скрыл свои чувства, обуревавшие его.
Время шло. Поэтому ему нельзя было лежать чурбаном, как будто происходящее его вовсе не касалось. Такое молчание не красило его. Он чувствовал, как тяжело воспринимает Назыкен безмолвие, оборачивающееся холодом. Девушка лежала, глядя вверх, сжав губы. Однако всему бывает предел. Она вздохнула. «Агай, я вас поняла», — сказала она. Он опять впал в невразумительную немоту, так как был в полной растерянности.
Спустя минуту она заговорила: «Я предчувствовала, что так будет. Так и получилось». Она шмыгнула носом. Он повернул голову и увидел, как крупная слеза медленно покатилась по щеке девушки. Он в первый раз видел слёзы Назыкен. Что может быть более тяжёлым на свете, чем видеть горький плач женщины?
Глава 10. Маусымжан размышляет о жизни с Едыге[ред.]
Балкон четвёртого этажа городского дома: худощавая, белолицая Маусымжан, глядя на луну, припоминала прошлое, годы, прожитые вместе с Едыге. Маусымжан всегда считала, что явилась в мир для счастливой судьбы. Для этого были свои причины. С малых лет она росла среди довольства и благополучия, ни в чём не нуждалась, благодаря отцу, который всю жизнь работал на ответственных, руководящих должностях.
Когда она привела домой Едыге, отец, секретарь райкома партии, не стал возражать ей. Многозначительно сказал: «Будь счастлива». Тем не менее вскоре отец заметно охладел к Едыге. После свадьбы он вывел зятя за аул в уединённое место, и они откровенно поговорили. Он попросил Едыге, выпускника университета, журналиста, о двух вещах. Первая просьба была, чтобы Едыге укоротил свои буйные волосы, лежащие на плечах. Второй вопрос касался будущей работы Едыге.
Глава 11. Едыге бродит по ночной степи[ред.]
Едыге шёл среди кустов дузгена и карагана, беспорядочно разбросанных по склонам холма. Душа скорбела. А мрачная, пыльная какофония опрокидывала душу в щемящий и безвыходный минор. Казалось, пространство и душа сошлись в этом заупокойном дуэте. Дали сдвинулись с мест, неслись в пыли, словно дикие кони, весь мир встал на дыбы.
Глава 12. Диалог с Повелительным голосом о смысле жизни[ред.]
Повелительный голос вмешался: «Не переживай! На эту загадку мы дадим ответ!» — «Нет!» — махнул рукой он и зашагал дальше. Он брёл, подталкиваемый ветром, не желая уступать ему, упорно шагал, увлекаемый зовущим голосом проводов. «Эй, оказывается, ты до сих пор не понял смысла бытия! Ха-ха-ха!» — Повелительный голос издевался над ним.
Я взялся за эту тему из убеждения, что правда не должна оставаться в забвении... почему должен замалчиваться факт гибели миллионов людей? В чём вина несчастных людей, погубленных толпами...
Глава 13. Едыге в песчаной буре[ред.]
Едыге шёл, согнувшись, нередко переходя на бег. Скорее это было не движение, а бегство. Видимо, время было уже полуденное. Небо окрашено бурей в зловещий серо-оранжевый цвет. Шальные вихри, мечась и рыская по сторонам, били и толкали в спину, как бы погоняя взашей. Из-под ног вырывались струи песка и пыли. Поверхность земли кипела, словно кишащий муравейник.
Глава 14. Последние размышления и скитания[ред.]
Едыге опустился на колени среди тёмно-серых кустов. Сидел какое-то время с зажмуренными глазами среди отчаянно мотающих верхушками, завывающих кустов карагана. Вдруг послышался грохот и скрежет кувыркающегося ведра. Ржавое жестяное ведро, соревнуясь с перекати-поле, помчалось по солончакам.
Телеграфные провода... пели о беспредельном и немыслимом существовании... Даже эта великая необъятная земля... ничтожная частица моей беспредельности. Не только ты сам, но и судьба всей планеты...
Глава 15. Смерть Едыге[ред.]
Едыге отодвинул саксаульную корягу в сторону. Потянул за конец ремня, прибитого к двери. Полумрак, царивший внутри помещения, нелюдимой тенью глянул на него. Перешагнув через порог, в нерешительности остановился. Внутри домика стыла темнота. Запах сырой глины взял его в прохладные объятия. Только теперь в тишине он понял, какой бедлам бушевал снаружи.
Осторожно шагнул вперёд, опустился на колени и погладил ладонью пол. Пальцы нащупали край алаши. Он снял рубаху, положил на дорожку и со вздохом растянулся во весь рост. Алаша, постеленная на глиняном полу, показалась ему мягче пуха. Только теперь он понял, насколько устал. Камышитовая кровля шуршала, гудела и пела ветхим голосом, убаюкивая его. Словно колыбельная старой бабки, выпеваемая дрожащим надтреснутым голосом.
Вдруг почувствовал: что-то пронеслось с левой стороны, затем ощутил, что объят пламенем, словно в него попала фосфорная пуля. Мир стремительно свернулся клубком, и его окружила звенящая огромная тишина. Интуиция подсказывала: случилось немыслимое. Однако не было возможности понять, что же произошло, что донельзя ужаснуло его. В темноте Едыге несся куда-то напропалую, будто падающая капля ртути. Внезапно рухнул вниз и правым виском пропахал мягкую почву.
Так покинул сей мир Едыге.